http://riafan.ru/514472-poka-stvoly-molchat-reportazh-kirilla-ottera-iz-karabaha
В ночь с 4-го на 5 апреля в Нагорном Карабахе ничто не
предвещало перемирия. Третьи сутки на всей линии соприкосновения шли
бои. ВС Азербайджана, не стесняясь в средствах, контратаковали по всем
направлениям, пытаясь повторно взойти на оставленные днем ранее высоты.
Их гаубицы, САУ и танки без перерыва обстреливали позиции вооруженных
сил Нагорно-Карабахской республики. Чуть больше суток назад огнеопасный
регион, готовый в любой момент взорваться, полыхал едва ли слабее, чем в
1991-м или 1994-м. И тревога нарастала.
Спресованный порох
Длинная ночная дорога из Еревана в Степанакерт. Шесть с лишним часов Давид
— молодой таксист, подрядившийся отвезти меня в столицу Нагорного
Карабаха, — не выпускает из рук мобильный. Каждые пять минут происходит
очередной обмен новостями и слухами.
«Азербайджанская армия будет бомбить город! Бои идут на
всех направлениях!» — то повышая голос, то срываясь на гневный шепот,
Давид переводит мне прерывистые звуки из трубки. По радио, тем временем,
сообщают примерно то же самое.
— Как думаешь, что будет? Будут бомбить или нет? — пытаясь
обрести хотя бы малую толику спокойствия и уверенности, Давид ежеминутно
требует от меня убедительных предсказаний будущего. Примеряя на себя
платок Ванги, тщетно пытаюсь обнадежить собеседника. Но дальше
необходимости действовать по обстоятельствам и смутного ожидания худшего
предсказания не идут.
После пересечения границы Армении и НКР разлитое в воздухе
беспокойство начинает сгущаться и обретать твердые формы. Раскидывая по
придорожным скалам и заснеженным деревьям красные и синие сполохи
мигалок, нас обгоняют две машины «скорой помощи» с армянскими номерами.
Скорость — на грани. Очевидно, что бригады едут не на прогулку.
— Из Гориса едут, брат! Из Армении! Видно, в Карабахе уже «скорых» не хватает! — сокрушается Давид. — Что будет, как думаешь?
— Не знаю, Давид… — начинаю раздражаться я. Больше от того,
что действительно не знаю. На самом краю памяти, где-то между первыми
двойками и плавательной секцией, проскакивают топонимы Агдам, Шуша,
какие-то кадры из репортажей. То ли Невзорова, то ли Цветаны Паскалевой.
Далекие девяностые. После всего пережитого и осмысленного мне в
последнюю очередь хочется повторения войны в Закавказье. Горы Кавказа —
не гранит и песчаник, а спрессованный порох. Где-то за карабахским
конфликтом неуемно маячат Чечня, Осетия, Абхазия, размолоченные в пыль
города и села, желтая грязь сельских дорог и трупы на обочинах.
Венерины мухоловки
— Смотри! — почти кричит мой водитель, жестко тыча
указательным пальцем в лобовое стекло. На темных склонах навстречу нам
идет разреженный пунктир фар встречных машин.
— Зачем они уезжают?! Я туда еду, а они — оттуда! Как так можно?! — водитель едва не теряет самообладание.
— Давид! — намеренно добавив в голос металла, прерываю
собеседника. — У этих людей есть дети, старики. Если действительно
начнут бомбить, то никто их вывезти не успеет. Трассы будут забиты
машинами, и одного авианалета хватит, чтобы нагромоздить трупов до
вершины Кирхана.
Большинство конфликтов, касающихся территориальных
притязаний, длятся годами и десятилетиями. Каждый день, каждый час
следует ожидать неожиданного обновления статуса одной из сторон. В
кабинетах и залах заседаний маленьких государств сменяются поколения и
политические векторы, а спорная территория, подобно недолеченной язве,
продолжает тревожить государственный организм. Сторонние силы, советы
безопасности, международные организации собирают консилиумы и
симпозиумы, пытаясь сформулировать диагноз и назначить курс лечения.
Никто, разумеется, никого вылечить не способен.
На удобренной чужой — а порой, и своей — кровью
политической почве начинается буйная вегетация экспертных групп,
правовых советов, аналитиков и прочих венериных мухоловок. Каждый труп и
беженец, каждый всплеск конфликта улавливается чуткими листиками и
переваривается. Белок синтезируется, мухоловка живет, конфликт тлеет. А
потом обязательно вспыхивает, так как никто кроме населения спорных
территорий, по большому счету, не заинтересован в тушении. Огонек
раздора заставляет мушек роиться. Мухоловки ловят мушек.
Туман войны
Утро 5-го апреля не добавило мне понимания происходящего.
Очередные обстрелы, в том числе и территории самой Армении, чьи-то
заявления, новые аналитические заметки. Разрешение на работу,
выписываемое МИД Нагорного Карабаха, было получено в рекордно короткие
сроки. Вся процедура заняла не больше десяти минут. В свою очередь, все
попытки получить официальную аккредитацию от министерства обороны НКР
заставляли кочевать по инстанциям. Складывалось впечатление, что
карабахские силовики просто не знают, что делать с такой оравой
журналистов, прибывших в регион «на горячее». С момент прошлого
нашествия репортеров прошло больше двух десятков лет, и подход силовых
структур региона к вопросам безопасности и допуска за это время
претерпел значительные изменения.
Трое суток подряд интернациональный «пул», всей толпой
собиравшийся в 10.00 у входа в гостиницу «Армения» в центре
Степанакерта, вывозили на рубежи. За полтора года работы я не видел
ничего тоскливее прямых репортажей, снятых на фоне «дежурного танка»,
стоящего в паре километров от передка. Понимаю, что иные варианты работы
порой требуют настолько изысканного согласования и таких усилий, что
проще уехать, предоставив менее требовательным коллегам возможность
пользоваться тем, что дают.
Недалеко от центральной площади столицы длинной чередой
ждут своего часа одинаковые желтые автобусы. Два дня назад их осаждали
добровольцы, стремившиеся защитить свою маленькую родину от притязаний
соседа. Но даже водители не смогли дать мне точных рекомендаций
относительно того, куда и когда стоит ехать. Последний звонок в
пресс-центр министерства обороны НКР закончился длинными гудками.
Посещение 1-й республиканской больницы Степанакерта также
не дало результатов. Разрешение на съемку необходимо было получать в
министерстве здравоохранения. Процедура аккредитации была, вероятно,
намеренно усложнена, чтобы не отвлекать персонал больницы от работы с
ранеными. А их было много. Как станет известно чуть позже, официальное
число раненых по состоянию на вечер 5 апреля только среди военных
составляло 101 человека. Погибших солдат и офицеров — 29, не считая
«пропавших без вести» и неопознанных. Этой печальной статистикой со мной
позже поделятся специально прибывшие в НКР из Еревана следователи,
сутки напролет курсировавшие по утихшим фронтам с целью
документирования, опознания и расследования причин гибели военных и
гражданских.
Безмолвие в Мардакерте
Ни в 10.00, ни в 11.00 5 апреля о грядущем перемирии речи
еще не шло. Обзвонив все возможные инстанции, я решил не ждать у моря
погоды и, по возможности, сократить расстояние между мной и фронтом до
минимального. В памяти крепко засел топоним Мардакерт. Об обстрелах
этого городка и жестоких боях в непосредственной близости от него я
услышал еще в самолете Москва—Ереван.
Час пути на обычном рейсовом автобусе по живописной дороге,
пролегающей по местам боев прошлой войны. Спустя тридцать минут пути
проезжаем разрушенный Агдам. По правую руку — зеленая равнина, утыканная
белесыми клыками развалин. Город был буквально сметен с лица земли в
1993-м. Армяне отбивали Агдам у азербайджанцев настолько решительно и
напористо, а последние настолько злобно оборонялись, что относительно
целой осталась только старая мечеть.
Среди развалин, уже два десятка лет снабжающих население
окрестных сел и городков стройматериалами, до сих пор можно легко
напороться на мину. На склонах слева и справа от шоссе взгляд то и дело
наталкивается на сгоревшую бронетехнику. Почему-то подумалось, что нет
нужды убирать все эти остовы БПМ и «тэшек» с зеленеющих склонов. Трудно
придумать лучший памятник погибшим.
Мардакерт. Маленький город в шестидесяти километрах
севернее Степанакерта. Пять с лишним тысяч жителей. Выйдя из автобуса на
совершенно пустой улице, залитой весенним солнцем, я отправился искать
администрацию или военного коменданта, чтобы оповестить их о своем
присутствии. Ожидая столпотворения журналистов, удивляюсь безлюдью и
тишине.
Водитель потертых черных «Жигулей», нагнавший меня на
центральной улице, предлагает подкинуть до здания администрации.
Доезжаем за две минуты. Несмотря на разлитое в воздухе напряжение, меня
безо всяких проволочек принимает замглавы города — Радик Арушанян.
До выхода на пенсию Радик Рафикович был хирургом и главным
врачом мардакертской больницы. Пенсионный возраст не помешал перейти на
государственную службу. Городу нужно грамотное управление. К чести
правительства НКР и администрации городка, больница, в которой работал
нынешний заммэра, по его словам, одна из лучших в НКР. Современное
оборудование и достаточно квалифицированный персонал.
Короткий разведдопрос, учиненный мной над замглавой
Мардакерта, дал следующие результаты: в городе за прошедшие трое суток
пострадали от обстрелов порядка 16 зданий, преимущественно частные дома.
Осколками зацепило магазин. Жертв среди гражданского населения, слава
богу, нет. Старики, женщины и дети стараниями администрации и силами
дислоцированной в городке дивизии ВС НКР были вывезены в окрестные села.
Настоящая армия
По вопросу выезда на передовую мне порекомендовали
обратиться к командованию Мардакертской дивизии. Полкилометра вверх по
дороге, свежевыкрашенная будка КПП, аккуратная клумба. У входа в здание с
явными признаками позднего «сталинского ампира», отделанного розоватым
туфом, меня встречают несколько офицеров.
За разговорами, проверкой документов и решением оргвопросов
я испытываю некоторый когнитивный диссонанс. Нагорный Карабах.
Непризнанная республика. Памятуя о том, как порой выглядят армии других
непризнанных государств, я полчаса без малого удивляюсь унифицированному
облику армии НКР. Одинаковая форма (за исключением, пожалуй, нескольких
добровольцев) — американский MARPAT. Одинаковые шевроны, однотипные
знаки различия на петлицах. Офицерские звезды, сержантские лычки, каски,
разгрузки, бронежилеты (!). Я, конечно, понимал, что с начала
формирования ВС НКР прошло больше четверти века и едва ли любой другой
структуре в республике уделяли и уделяют столько же внимания, сколько
армии, но… Армия НКР даже по сравнению с регулярными формированиями
признанных государств вроде Сирии или, скажем, Ирака, представляет собой
упорядоченную и мощную систему.
Часом позже, разъезжая по рокадам в дивизионном УАЗике,
лишившемся во время последних обстрелов лобового стекла, я окончательно
убедился в том, что армия Карабаха — действительно армия, а не
«вооруженные формирования непризнанного государства».
Длинные фортификационные линии полного профиля,
разветвленные бетонированные траншеи, командные и наблюдательные пункты.
Блиндажи, покрытые маскировочной сеткой, с грамотно организованными
амбразурами. Буссоли, лазерные дальномеры, баллистические калькуляторы,
бомбоубежища, метеорологические посты… На стенах траншей — невиданные
мной доселе импровизированные системы сигнализации, нанизанные на
проволоку консервные банки. С начала конфликта армия Карабаха, помимо
административной структуры, выстроила такие оборонительные рубежи, что
для их успешного штурма в случае большой операции ВС Азербайджана
понадобилась бы полноценная дивизия, а то и не одна. БК у армян в
избытке. Обучение личного состава — на высоте. Быт артиллеристов,
танкистов, мотострелков — выше всяких похвал. По собственному опыту могу
констатировать следующее: если в блиндаже на самом передке не пахнет
казармой и вы не в гостях у силовиков большого государства, то,
вероятнее всего, блиндаж этот курдский или армянский.
Цена перемирию
Перед выездом на позиции посещаем штаб одного из полков.
Асфальт перед главным входом выглядит так, будто по нему точечно били
ломами. Все здание — в одинаковых мелких выщербинах, стекла вынесены
осколками и взрывной волной. Позавчера в фасад штаба прилетел так
называемый «камикадзе» — ударный одноразовый беспилотный аппарат,
начиненный картечью. За несколько дней эскалации карабахского конфликта,
по словам армянских военных, азербайджанская сторона выпустила по
Карабаху порядка 7 таких машин.
Настроение солдат и офицеров, отвечающих на мои вопросы о
ходе противостояния, можно характеризовать как двойственное. С одной
стороны, все хотят мира. С другой — все понимают, что цена перемирию, в
понимании противника, может не превышать и ломаного гроша. Даже после
объявленного затишья азербайджанская сторона пыталась спровоцировать ВС
НКР на ответные действия одиночными минометными выстрелами на разных
участках фронта и беспокоящим огнем стрелкового оружия.
Не
берусь утверждать, что ВС НКР действительно не отвечали на подобные
провокации, однако, режим перемирия действует. По крайней мере, на тех
участках фронта, где мне удалось побывать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий